|
Филип Гласс. Все этюды для фортепиано фб, ноябрь 2016 - январь 2017
31 января 2017 года Филипу Глассу исполнится 80 лет. И 28 января я сыграю в Светлановском зале все его этюды. Это 20 пьес общей продолжительностью около двух с половиной часов. Этюды писали Шопен, Лист, Рахманинов, Дебюсси, Лигети и другие авторы. Этюды Гласса продолжают эту традицию и поднимают ее на новую высоту. Помимо того, что его этюды – это как бы сборник приемов его композиторской техники, это еще и уникальный лирический дневник, в котором всё личное одновременно является медитацией о прошлом, настоящем и будущем человечества. Музыка колоссальной силы, в которой стилистические черты Шуберта, Рахманинова, Прокофьева неотделимы от узнаваемого стиля и магии музыки Гласса. Мне посчастливилось играть эти этюды вместе с автором. Весь цикл был поделен "на троих" – сам Гласс, японская пианистка Маки Намекава и я. Это был совершенно особенный, ни с чем не сравнимый опыт. После этих концертов Гласс сказал: "Вы так по-русски это играете! Всем сердцем. Было бы хорошо, если бы вы сыграли весь цикл целиком". Я с радостью выполняю его просьбу. - - - Эта музыка могла бы быть оперой. Из нее можно было бы нарезать минимум штук пять саундтреков. Или 4 симфонии. Но всё это написано для фортепиано соло. Представьте себе всё самое-самое-самое, что приходит в голову, когда мы думаем о музыке Гласса. Гипнотическое движение головокружительных пассажей и лирические темы невероятной красоты. Механика человеческого существования, через которую проявляется механика небесная. Музыка о самом личном, которая становится формулой вечности. Музыка будущего, уходящая корнями в прошлое, которое всегда живет в нас. И всё это – двумя руками на одном рояле. Два с половиной часа. 22 января, Петербург: 28 января, Москва: - - - Когда я учился в консерватории у Татьяны Петровны Николаевой, она была уникальным примером не только в том смысле, КАК она играла и как она умела передавать мастерство ученикам, но и – ЧТО она играла. Масштабы ее репертуара нельзя было сравнить ни с кем из пианистов (насколько я понимаю, не только в СССР, но и в мире). Ну например: Все клавирные сочинения Баха. Все сонаты Бетховена. Все сонаты Моцарта. Все этюды и прелюдии Рахманинова. Это можно долго перечислять, но вы уже поняли. И очень хотелось в этом ей подражать, ну хотя бы чуть-чуть. Меня тогда гораздо более интересовал ХХ век, чем классика, и я выучил всего Равеля, все прелюдии Дебюсси, все "20 взглядов на младенца Иисуса" Мессиана; не все, но половину сонат Прокофьева, потом почти все сочинения Александра Мосолова (для тех, кто не знает – это гениальный конструктивист), далее принялся за Кейджа и Фелдмана, тоже в таком же духе, а потом – все-таки! – всё "Искусство фуги" Баха… ну а потом я вообще уволился из пианистов. А сейчас, ровно через 2 месяца, я сыграю все этюды Гласса. Их 20. Это 2 с половиной часа. - - - Когда я сказал Глассу, что сыграю этюды в Москве не в день его 80-летия 31 января, как вначале планировалось, а 28-го, он говорит: "Это еще лучше. У нас отличная компания: 31-го – день рождения у Шуберта и у меня, а 27-го – у Моцарта. Видимо, в Москве решили, что ваш концерт будет подарком всем троим. Хорошая идея. Но я не знаю, примет ли Моцарт такой подарок? Может, ему не понравится? Эх, я бы с удовольствием приехал, но буду сидеть все эти дни на репетициях собственной новой симфонии – а концерт как раз 31-го…" - - - Гласс – о юбилее и смерти. (из беседы перед концертом, ноябрь 2016) "Знаете, сейчас в разных местах начинают происходить концерты и всякие прочие события в связи с тем, что мне скоро исполнится 80 лет. И меня периодически спрашивают, какие у меня ощущения от всего этого. Насчет возраста – не знаю, у меня нет никаких ощущений. Я живу, работаю, пишу новые вещи, иногда играю, а эти цифры – я не понимаю, какое я к ним имею отношение, и они ко мне. Но всё это напоминает мне историю, случившуюся с одним моим коллегой. Его звали Джон Кейдж. Ему тоже должно было стукнуть 80, и тоже были всякие события, и все его спрашивали: "Ну как вам всё это? Что вы чувствуете?" Он тоже не знал что ответить, а потом поступил совершенно по-кейджевски: он умер. До 80 лет он не дожил трех недель. Так что всё может быть, и я не знаю, доживу я или нет, а если я сейчас что-то про это буду говорить, то потом будет неловко, если что." - - - Гласс – о поисках стиля. (Из публичной беседы перед концертом в Пало Альто, Калифорния, 29 сентября 2016 года.) "Меня иногда спрашивают молодые композиторы: как найти свой стиль? Я думаю, что найти свой стиль – это не так-то и трудно. Гораздо труднее потом от него избавиться. (смеется) Найти – это происходит само. Ты что-то придумываешь, и всё это не то, а потом вдруг раз! – и ты чувствуешь, что оно получилось. И тут тебе говорят: это твой стиль! И вроде бы действительно… и ты продолжаешь в этом духе что-то делать, но потом начинается самое трудное. Потом ты уже не хочешь в этом стиле писать, тебе уже это не интересно, но тебе говорят: давай еще! Напиши новую вещь, чтобы была такая, как вот та. И про тебя говорят: это тот, который написал вот это вот в таком стиле. Люди обязательно должны за что-то ухватиться и держаться. И ты дальше всю жизнь можешь, конечно, каждый раз оправдывать эти ожидания, чтобы этот ярлык прочно сидел на месте, но… ты уже другой, и музыка не может не меняться. И этот цикл этюдов стал для меня возможностью экспериментировать, идти дальше, искать что-то такое в каждой вещи, что мне самому интересно и еще не надоело. Конечно, в этом слышно и то, что я делал раньше, и я так или иначе в какой-то степени на это опираюсь. Но там есть и много неожиданного для меня самого, и много ассоциаций с музыкой прошлых веков: это поздний Бетховен, это Шуберт, и Прокофьев, и Рахманинов, и Гершвин, и, наверное, многое другое." - - - Что обычно делают музыканты после концерта? Как правило, идут в ресторан, пьют-едят-общаются-отдыхают, всячески радуются успешному концерту. Композитор Ф. Гласс в 79 лет после концерта идет работать. Совсем недавно, месяц назад, после концерта в Парме он мне говорит (а время уже около 12 ночи): "Как хорошо, что нас не ведут в ресторан. Сейчас еще в гостинице посижу поработаю. Мы же завтра в 7 утра уже выезжаем в аэропорт, а сейчас я все равно не усну". Утром я увидел, что у него кроме чемодана с собой еще маленькая миди-клавиатура, которую он возит, чтобы не терять времени и иметь возможность работать в гостинице. Садимся в машину. Он говорит: - Понимаете, когда я пишу что-то, у меня это постоянно в голове, и желательно работать не отвлекаясь, пока не закончу. А в разъездах пропадает столько времени. Вы по сколько часов можете работать? Подозреваю, что сколько угодно)… Я киваю. - Ну ясное дело. А я часто даже поесть забываю. Где-то к вечеру вспоминаю, что я сегодня только завтракал, а потом весь день работал. Ну пойду съем что-нибудь – и могу еще работать. По-моему, это совершенно нормально, потому что сознание нацелено на это, а тело подчиняется. Вообще странно, почему люди считают, что концентрировать сознание – это очень сложно, это якобы умеют только какие-то там просветленные мастера… Вот например, когда ты так увлечен девушкой, что всё твое воображение заполнено только ею, ты же не заставляешь себя о ней думать? Ты же вообще только о ней и думаешь, и весь мир для тебя собран в ее образе. И ты в этом состоянии можешь куда угодно пойти, поехать, полететь, можешь делать самые невероятные вещи. Вот тебе пожалуйста, это и есть полная концентрация сознания. Это я хорошо знаю на собственном опыте (смеется). И вы, я думаю, тоже знаете. - - - Прочитал я такой комментарий под моим вчерашним постом: "Это концерт для избранных. 2,5 часа этюдов минималиста не выдержать простым любителям музыки." (речь о этюдах Гласса). Не удержался, пишу "словесный этюд" в ответ. Слово "минимализм" к этой музыке применимо примерно так же, как к музыке Перселла или Пахельбеля. Принципы работы с материалом очень схожие. "Ортодоксальным минималистом" Гласс был в 60-е – 70-е годы, а этот цикл сочинялся с 1994 по 2013 год. Что касается слова "этюды", то, честно говоря, я вообще не знаю, почему он их так назвал. Если этим словом действительно можно назвать то, что писал, скажем, Карл Черни, заботившийся о совершенствовании фортепианной техники, то уже Шопен и Лист в своих "этюдах" заботились об этом не больше, чем в других своих сочинениях, а уж Рахманинов, Скрябин и Дебюсси не думали о ней совсем. Просто писали музыку. Ну надо им было как-то назвать фортепианные пьесы. Прелюдии они уже писали. Слово "этюды" – следующее в списке возможных названий. Гласс не писал прелюдий, но вообще-то он постоянно пользуется обычными классическими названиями: симфонии, концерты. Почему бы не этюды? А что касается доступности (для всех или для избранных), то я думаю, что эта музыка ничуть не более "не для всех", чем музыка великих композиторов прошлых веков. Она ничуть не менее великая и сильная, но она даже еще более понятная, потому что написана она человеком, который ходит одновременно с нами по этой планете, пишет емейлы, составляет плейлисты в apple music и умеет передавать в музыке трагизм и красоту того мира, каким мы его видим и чувствуем сейчас. Когда заканчиваются эти два с половиной часа, они становятся настолько важной частью нас самих, что мы уже не можем представить себе мир без этой музыки. - - - Уже 5-е января, а я еще ничего не написал в фб в этом году. Начну с новой истории про композитора Ф.Гласса, которому в этом году, совсем скоро, исполнится 80 лет. Однажды, ровно 20 лет назад, в начале 1997 года, я пришел к нему в студию. Он достает из буфета стакан в советском подстаканнике и наливает мне в него чай. - Это мне кто-то из русских подарил. В Америке чай пьют из кружек, а вам такая штука, наверное, хорошо знакома. Вообще моя фамилия возникла случайно. Мои дедушка и бабушка приехали из Литвы. Кстати, тогда Литва была в составе России, так что, в каком-то смысле, я даже могу считать себя выходцем из России. Ну так вот, в Америке никто не мог понять, как правильно пишется их фамилия, и им это надоело, и когда надо было получать паспорт, они раз и навсегда решили эту проблему, взяв фамилию Glass. - - - Как выяснилось, мой концерт 28го будет первым сольным концертом на совершенно новом рояле, только что появившемся в Светлановском зале. Я сегодня репетировал на нем. На педалях еще целлофановые пакетики. Всем, кто играет на скрипке, виолончели, флейте, итд., не нужно каждый раз устанавливать контакт с инструментом. Приносишь свой, на котором ты играешь дома каждый день, и играешь на нем в любом зале. А пианист должен за короткое время почувствовать тот рояль, который стоит в зале. А от инструмента зависит настолько многое, что даже трудно себе представить, как по-разному может звучать одна и та же музыка на разных роялях. И даже два абсолютно одинаковых абсолютно новых рояля одной и той же марки и модели бывают до такой степени разными, что непонятно, почему они называются одинаково. Вот этот Steinway в Светлановском зале Дома музыки – ОЧЕНЬ хороший.
- - - После концерта и беседы в Петербурге мне написал один человек, которого я не знаю лично. "Когда я услышал Ваши слова о том, что гений Гласса Вы ставите в один ряд с Бахом, первой реакцией было удивление и внутреннее несогласие. Но когда я услышал музыку, несогласие ушло, оставив место восхищению и ошеломлению. Это сочинение Гласса для меня стало абсолютным открытием. Главным словом, выражающим то, что мне посчастливилось вчера услышать, стала тишина. Это та подлинная тишина жизни, которую мы заглушаем в современном мире, и которая столь необходима каждому из нас." Этот человек глубоко прав. Как и Бах, Гласс передает ощущение этой центральной тишины как бы сквозь активный пульс музыки. Даже в тех его вещах, которые звучат очень громко, всё, что происходит в музыке – ее колоссальная энергия и мощь, ее трагизм, сравнимый действительно разве что с баховскими "Страстями", и несиюминутная радость – это просто путь в великую тишину. - - - Сегодня я хочу прежде всего поблагодарить вас за то, что вчера на концерте была собрана беспрецедентная сумма: 71560 рублей. Эти деньги уже в приюте. Просто нет слов. Спасибо вам. И спасибо Николаю Штоку и его студентам за серию "стаканных" плакатов – не только за блистательно придуманную и реализованную идею, но еще и за то, что соединили этот арт-проект с помощью приюту. Этот концерт был для меня результатом не только работы над этим великим сочинением, но и очень важной, что ли, станцией на том пути, по которому я пытаюсь двигаться. И ваше отношение к тому, что было вчера – это для меня огромное счастье. Эта музыка в России звучит по-другому не только потому, что ее играет русский музыкант, но и потому, что мы ее и слушаем иначе, не так, как слушают в Америке и в Европе, и слышим в ней что-то очень важное для себя. Это была правильная идея – сыграть это не в камерном зале, а в большом, и я бесконечно благодарен программному директору Веронике Камаевой за ее храбрость и уверенность в том, что и как надо делать. Еще раз спасибо, и поклон вам.
Сегодня Глассу исполнилось 80. Он для меня не просто великий композитор, а человек, с которым можно общаться и даже вместе выходить на сцену. Это для меня ни с чем не сравнимый урок, который длится уже 25 лет. Урок не просто в том смысле, в каком у мастера всегда может учиться любой другой человек. Это урок ясности сознания, урок молодости и легкости, которые никогда не закончатся, урок остроумия, урок спонтанности и искренности. И многое другое. Через несколько дней я с ним снова увижусь и, конечно, расскажу ему о том, как у нас слушали цикл этюдов, какие чувства это вызвало. По всему миру его музыку очень много играют, но ему всегда важна обратная связь, а не просто профессиональное функционирование. Ему всегда интересно и важно, как люди воспринимают музыку, что с ними происходит. И вот такая реакция на исполнение его сочинения в России – это для него особенный и ценный подарок.
|
